- Оренгейр, ты больной, ты... ты на всю голову псих... Да тебя не просто Шеогорат попутал, он в тебя вселился... Оренгейр, не делай этого, ты меня слышишь?! - яростно шептал Лазариус на ухо товарищу, стараясь, чтоб не услышал их провожатый-талморец. - Он у них национальный герой, он Советник Талмора, он почти что правитель, а ты хочешь занять у него денег?!.
- Ну так... я ж верну, - не очень уверенно ответил Оренгейр.
- Не смей!!! Ты позоришь свою страну!
- Чем это?! - огрызнулся босмер. - Слушай, в чем проблема?! Тетушка Ласиния ясно сказала - если до завтрашнего вечера мы не заплатим за комнату, она нас выставит. Лорд Арингол, - Оренгейр чуть повысил голос, чтоб услышал Ондалион, и Лазариус тихо запаниковал, - сам хотел, чтоб мы это - были рядом, помогали в исследованиях Камня, да? А как мы это сделаем, если нас выгонят на улицу?!
- Тссс! Тише!!! Не валяй дурака, умоляю тебя! Я... Ох, ладно, я найду Анейрина, спрошу у него - вдруг, нам с вещами можно будет перекантоваться у скайримцев, пока не найдем жилья подешевле... Слышишь?! Не надо ничего одалживать у талморцев!

Они подошли к Арене. При всей традиционной чистоте Имперского Города, здесь скверы были грязными: то тут, то там на траве блестели разбитые бутылки и бумажные пакеты от засахаренных фруктов. Каждый вечер здесь гуляла пьяная от вина и крови толпа зрителей. Представление только начиналось, те, кто мог позволить себе делать ставки, уже вошли внутрь, а снаружи - на скамейках, на расстеленных прямо на земле ковриках, на траве, - сидела беднота, ставила на исход боя бутылки пива и порции табака и жадно ловила новости.
Оренгейр шел вслед за Ондалионом бодро, хоть и порядком нервничал. После первой встречи с талморским Советником он намечтал себе... всякого, и уже ясно видел себя богатым и знаменитым. Хотя прошла всего лишь неделя, босмеру она показалась годом - так ему не терпелось снова встретиться с своим благодетелем и получить если не материальные, то хотя бы словесные подтверждения своего будущего счастья.
Лазариус, напротив, плелся, будто осужденный на суд. Он смутно подозревал, что их с Анейрином прогулка по канализации была бы явно не одобрена талморцами, и очень опасался, что о ней как-то стало известно грозному лорду Аринголу.
В воротах Арены он попытался было отстать и затеряться, но зоркий провожатый не позволил ему этого, а вскоре их уже встретили талморские солдаты.
Оренгейр вошел в ложу, стараясь выглядеть достойно и независимо и при этом держаться всегда боком к Советнику, чтоб не видно было порванного сапога на левой ноге. Лазариуса, совершенно обмякшего от ужаса, солдатам пришлось едва ли не на руках внести следом.
- Приветствую, лорд Арингол! - торжественно воскликнул Оренгейр, но в этот момент стали представлять бойцов и толпа взревела так, что он не услышал даже сам себя.
Поэтому он, боязливо покосившись на второго альтмера, на цыпочках подбежал к креслу Советника и сказал на ухо Аринголу:
- Здрасьте!

Отредактировано Хроники Тамриэля (2018-05-13 15:01:02)

Неловко устраиваясь в креслах, адепты переглянулись. Оренгейр был полон надежд, Лазариус - дурных предчувствий. Талморцы обсуждали между собой достоинства бойцов, и в этой незначительной, на первый взгляд, беседе было что-то, что приводило босмера в пьянящий восторг, а его товарища, напротив, угнетало и пугало - то ощущение силы и власти, тот взгляд на мир сверху вниз, который и не снился обоим адептам. Оренгейр заелозил в кресле, но все-таки не решился высказаться насчет исхода боя. Зато, когда Арингол обратился к нему, босмер с радостной, поспешной готовностью откликнулся:
- Ух! Вот это здорово, милорд! В смысле - Жиардье этот сволочь, но вот здорово, что будем работать на Вас. И обливионски вовремя, потому что у нас тут как раз...
Лазариус больно пнул его по лодыжке, и Оренгейр, шипя, как горячая сковорода, одернул ногу.
- Рехнулся ты, что ли?! Расчеты лучше доставай, патриот скампов!
- Что?..
- Расчеты! - беззвучно, одними губами повторил босмер, делая страшные глаза, и тут же с приторной улыбкой повернулся к Советнику. - Это... одну минуту, щас все будет... Лазариус, ну?! Только не говори, что ты их дома забыл!
- Я их отдал Анейрину, - ответил Лазариус, опуская глаза. - Он ведь мистик. Пускай проверит.
Он так и не рассказал Оренгейру ни про Жиардье, ни про канализацию, а знакомство с Анейрином упомянул мельком. Почему? Слишком уж его насторожила тогдашняя неприкрытая радость товарища, когда тот вышагивал по университетскому двору в сопровождении солдат.
- Что?! - в свою очередь переспросил Оренгейр. - Нееет. НЕТ. Лазариус, какого ...?!
Когда босмер повернулся к талморцам, его лицо было бледнее простыни.
- Простите, лорд. Тут, оказывается, Лазариус отдал расчеты одному своему приятелю на проверку... То есть, я хотел сказать - просто прочитать. Вы не думайте, мы вдвоем сделали всю работу, никто, кроме нас, Вам не нужен... Этот приятель Лазариуса, он вообще провинциал, деревня стоерсовая, двух слов не свяжет... А бумаги - мы за ними хоть прямо сейчас сбегаем, хотите?

Отредактировано Хроники Тамриэля (2018-05-13 23:47:00)

- Да нет, я ж говорю, этот приятель... он вообще никакой... не то, чтоб я был против... хе-хе, мне все равно... я просто не хочу, чтоб Вы тратили время попусту... - попытался возразить Оренгейр и, наконец, с болью и яростью посмотрел на Лазариуса.
Вот надо же ему вечно все портить! Сначала отдать бумаги, а потом еще и посоветовать Советнику их прямого конкурента! А что, если этот, как его, Анейрин, и в самом деле окажется настолько полезным, что в Оренгейре больше не будет нужды?.. Что тогда?!
Оренгейр, в сущности, вовсе не был злым босмером. Но сейчас от нервного напряжения и разочарования он страшно разозлился и изо всей силы пожелал Лазариусу провалиться по дороге прямиком в Обливион вместе со спесивым Ондалионом, чтоб никогда не найти этого дурацкого мистика. Пожелал - и через несколько минут уже вновь надеялся на лучшее, изо всех сил рисуясь перед Советником и его приятелем.

Лазариус же шел по улицам в сопровождении талморца, как в тяжелом сне. Все в нем противилось приказу Советника - в том, что это был именно приказ, пусть и под видом партнерской беседы, сомневаться не приходилось. Лазариус прекрасно помнил, какие взгляды бросал Анейрин на талморцев, как решительно отказался от любого сотрудничества с ними - и тем тяжелее ему было осознавать, каким предательством будет привести к молодому альтмеру Ондалиона.
"Он спас мне жизнь. Он ведь спас мне жизнь, рискуя собой".
Лазариус не знал, что делать. У него не хватило смелости отказать Советнику. Он лихорадочно придумывал, что бы соврать теперь юстициару - Анейрин заболел, Анейрин уехал из города, Анейрин улетел на Мессер, - но прекрасно знал, что не сможет врать убедительно. Он незаметно сжимал под плащом свиток огненной бури, который купил сразу после их путешествия в коллекторах. Дома, в безопасности, Лазариус с удовольствием представлял себе, как он смотрит в лицо врагу, говорит красивые и презрительные слова и освобождает мощь боевого заклинания. Но сейчас, упираясь взглядом в прямую спину Ондалиона, адепт понимал - не сможет, не сможет убить другого даже под страхом собственной смерти.
Лазариус кружил по городу, попросту тратя время, не решаясь решиться хоть на что-то. Поначалу он долго водил Ондалиона по дендрариуму, объясняя это тем, что, мол, Анейрин часто гуляет тут. Затем повел в торговый район с тем же объяснением - Анейрин должен быть где-то здесь, закупаться перед возвращением в Скайрим.
- Может быть, он в Университете? - пробормотал, наконец, Лазариус, вжимая голову в плечи.
Кажду минуту он со страхом ожидал, что терпение талморца подойдет к концу, и уже само это ожидание сделалось невыносимым.
- Послушайте! - сказал вдруг адепт, останавливаясь и глядя на талморца глазами испуганного кролика. - Нельзя привести Анейрина к Советнику Аринголу. Потому что... эээ... Потому что Анейрин уже уехал. Вместе с расчетами. Я боялся сказать об этом, потому что Оренгейр меня убьет.

- Ага, щас, - подскочил Оренгейр.
Будь здесь кто-то из его синодских приятелей, да хоть тот же Лазариус, который, при всей своей мешковатости, обладал редкой наблюдательностью, босмеру бы сказали - он выслуживается и выглядит смешно. Но никого, способного посвятить адепта в глубокий смысл фразы "мальчик на побегушках" рядом не оказалось, а лица талморских солдат, как всегда, ничего не выражали.
Оренгейр вприпрыжку спустился по лестнице к зазывале, перед которым уже выстроилась длинная вереница игроков, и с нетерпением стал ждать своей очереди делать ставку. "Здорово, здорово, просто ух, как здорово!, - думал адепт. - Да это уже больше, чем деловые разговоры про исследования! Это ж я тут получается... вместе с талморцами хожу развлекаться, да?!". Живенько представилась и соответствующая картинка: в коридорах Университета студенты смотрят на него, раскрыв рты - а он, в роскошных шмотках, с позолоченным тубусом в руке (страх, как умно смотрится!) как раз обставляет свою новую лабораторию. "Оренгейр, - заискивающе спрашивает его хорошенькая Агнетта. - Я ждала тебя вчера, а ты даже весточки не написал...". "Что? - растерянно переспрашивает Оренгейр. - Ах, вот ты про что... Прости, малышка. Мы с моим приятелем, лордом Аринголом из Талмора, пошли развеяться на Арену. Знаешь, после скучного Алинора кто-то должен показать ему, как развлекаются по-настоящему, правда?".
В этот момент замечтавшегося Оренгейра толкнули в спину, и он со звонким стуком выложил перед имперцем деньги:
- Советник Арингол ставит на аргонианина!.. Или подождите... - Оренгейр порылся в карманах, достал пару монеток и положил их сверху: - Мы с моим другом Советником Аринголом ставим на аргонианина! Ровно сто два септима! Принято? Отлично.

*    *   *

Обычно непроницаемое лицо Ондалиона пугающе изменилось. Лазариус невольно присел, отчаянно вглядываясь в глаза юстициара и не находя в них не капли сочувствия. Когда же крепкая ладонь доминионского воина смяла гармошкой старенькую робу адепта, Лазариусу и вовсе показалось - он сейчас обмочится. Сердце так точно ухнуло глубоко в желудок.
- А... Я... Не... Послуш... Не надо... -бессвязно пыхтел бедняга-адепт.
Прохожие вокруг ускоряли шаг или переходили на другую сторону улицы. Все вдруг стали выглядеть страшно занятыми. Молодой легионер на посту напрягся, пытаясь сообразить, что ему делать, но его старший коллега мягко тронул его за локоть и коротким знаком показал - не вмешиваться.
- Я-я-я н-не знаю, где он живет, - сказал, наконец, Лазариус. - Где-то в таверне, в городе. Мы с ним виделись в Университете. Клянусь, это правда. Я з-з-знаю только, что он ученик То...
Договорить ему не удалось. Неподалеку, у дверей трактира, разгружали телегу с фруктами. Запряженный в нее мохнатый мерин все это время дремал стоя, но вдруг без всякой видимой причины дико заржал и встал на дыбы, а затем тронулся с места, беря с места крупной рысью. Заскрипели колеса, с глухим стуком покатились по мостовой, как капли крови, алые яблочки, закричали люди. На мгновение Лазариусу померещилась довольная рожа какого-то коловианского работяги, как раз оказавшегося недалеко от лошадиного крупа. Присматриваться, впрочем, времени не было - конь с тяжелой телегой двигался прямо на юстициара и его жертву, а суетившиеся вокруг люди отчего-то никак не могли поймать и осадить мерина.

Так и не успев ничего сообразить, Лазариус мешком свалился на брусчатку, а в следующий миг его закрыла от юстициара огромная телега. В тот же миг кто-то пихнул под бок и незнакомый голос шикнул в ухо:
- Беги, парень, беги, мы его задержим! Империя еще жива!
И Лазариус побежал - сначала на четвереньках, потом уже на двух ногах. Он бежал, понятия не имея, куда бежит, где спрячется нынче и где найдет приют, если сможет оторваться от преследования. Так бегут испуганные дети и глупые зверьки. Эхо здравого смысла где-то на задворках сознания звенело: все еще не так страшно, не надо усложнять, пока еще не поздно вернуться и выполнить их волю, все еще может быть хорошо. Но перед глазами стояло искаженное яростью лицо юстициара и гремела в ушах его угроза.
А тем временем, двое стражников без труда остановили мерина, и странным казалось, что до этого его не могли усмирить четверо здоровенных коловианских рабочих. Может, не так уж неправ был Ондалион, предположив в этой "случайности" злой умысел? Тем более, что и ему самому помешали преследовать адепта. Все так же "случайно" опрокинулась гора выгруженных бочонков, и бочки покатились по брусчатке прямо под ноги прохожим. Прохожие старались убраться подальше, но то и дело кто-нибудь падал навзничь, а порой - падал на руки Ондалиону.
Это позволило Лазариусу преодолеть расстояние, отделявшее его от ближайших городских ворот. Но к его отчаянию, это оказались ворота, ведущие на мост к тюрьме. Западня! Лазариус замедлил шаг и обернулся, но там, позади, был Ондалион, и страшно было даже представить себе, как он был зол. Слабо пискнув, адепт бросился бежать дальше, по мосту, столкнулся со стражниками с собакой, увернулся от пытавшихся поймать его рук и влез на широкое каменное ограждение моста.
"Отойдите, - хотелось ему крикнуть, - выслушайте меня, пожалуйста, иначе я сброшусь!".
- Осторожнее, парень! - кричали ему из толпы те, кто уже сообразил, какую глупость совершает в панике беглец.
Конечно, Лазариус не собирался прыгать с моста. Он хотел всего лишь напугать, остановить Ондалиона, обратить на себя внимание, сообщить окружающим, что его хотят осудить по ложным обвинениям. Но собака, которую вел на поводке стражник, не искушена была в таких тонкостях. Увидев беглеца, она рванулась на поводке с громким лаем, лязгнула клыками прямо возле ноги адепта. Лазариус вздрогнул от неожиданности, подался назад и почувствовал, как уходит из-под ноги единственная опора.

На мосту сразу же образовалась небольшая толпа. Некоторые - в основном, женщины, - торопились уйти, но большинство, наоборот, старалось вдоволь насмотреться на лежащее внизу неестественно-изогнутое тело. Зрелище смерти манит живых. Впрочем, в этот раз зрелище быстро испортила стража: подоспевшие из тюремных казарм легионеры разогнали толпу и оцепили мост.

- Ой, бедненький, совсем ведь молоденький был, - всхлипнула пожилая булочница, комкая в руках платочек.
- А кто его сбросил? - с плотоядным любопытством поинтересовался какой-то тощий и плохо одетый тип с гнилыми зубами.
- Никто. Случайно сорвался, - вздохнула женщина.
- Случайно! - фыркнул ее муж. - Как же! Видели мы, с кем он тут ходил!
- Не говорите глупостей, сударь, - снисходительно ответил ему пожилой альтмер, владелец знаменитого магазина "Первое издание", прежде, чем повернулся к своему молодому сородичу, как раз подошедшему к магазину: - Вы в магазин, юноша? Подождите буквально пять минут, скоро я снова открою, - и он вернулся к оставленному разговору: - юстициару его смерть нужна была не больше, чем мне или Вам, а то и меньше, я думаю.
- Ну да-а-а, ка-а-ак же, - саркастично протянул имперец, косо разглядывая альтмера.
- Причина это нелепой трагедии, - книготорговец старчески вздохнул, - кретинизм со всех сторон, простите. Каждый хотел выглядеть молодцом, и никто не подумал о последствиях. Как всегда все у нас делается...
- "У вас" это где? - сердито уточнил имперец. - На Алиноре, что ли? А при чем тут наши парни?
- К Вашему сведению, - вспыхнул альтмер, - я гражданин Империи в третьем поколении. И Ваша реакция на разумную критику...
- Любишь критиковать? Доминион свой критикуй, дылда, - посоветовал ему булочник, за что получил тычок в бок от жены:
- Хоть бы при покойнике постыдились!..
- Расист и невежда! - альтмер все-таки оставил за собой последнее слово, прежде, чем вся компания погрузилась в траурное молчание.
Мимо пронесли носилки. Под грубой тканью ясно угадывались очертания тела. Один из несущих носилки послушников Аркея споткнулся. Из-под покрывала упала и бессильно повисла маленькая, по-женски мягкая рука. Старший жрец догнал процессию и снова спрятал ее от глаз любопытных.
Сердобольная булочница не выдержала и заплакала, вытирая слезы передником.
- Совсем еще мальчик, - проговорила она. - Студент Синода. Умный был, наверное...
Когда  процессия скрылась из виду, неравнодушные стали понемногу расходиться. Булочник хотел еще выяснить международные отношения с соседом, но жена уволокла его едва ли не силой. Альтмер, сердито сопя, отыскал взглядом юношу-альтмера и кивком пригласил в магазин.
- Возмутительно, - говорил он, открывая ключом дверь. - Просто возмутительно. Черная неблагодарность. Всю жизнь посвятить трудам на благо этой страны, чтоб в итоге какой-то булочник велел мне выехать с вещами! Если я уеду, кто продолжит мое дело?!
И, распахнув дверь, книготорговец гордо оглядел свой магазин так, как будто тот был, по меньшей мере, Адамантиновой Башней этого мира.

*    *    *

А в это время спешащего по улице Ондалиона кто-то негромко окликнул. Это был благообразный старичок - такой благообразный, что с него можно было рисовать Стендарра или святых, - в робе Синода, с красивым посохом в руке.
- Юноша, можно Вас на минуту? - мягко позвал он. - Я слышал в трактире, Ваши, гхм, товарищи ищут некоего Анейрина. Скажите, пожалуйста, этот Анейрин имеет отношение к магическим наукам? А то я, мне кажется, знаю, о ком речь. И даже видел его недавно...
Старичок сделал многозначительную, очень многозначительную паузу.
- Если, конечно, моя старческая память мне не изменяет.

Вовсе не этого ожидал от торгового района сегодня Анейрин. Безусловно, такое место всегда полно народу, но обычно он рассеивается более-менее равномерно, а не кучкуется в одном месте. И что то подсказывало, что это вовсе не спроста. И, к сожалению, для подобных прозрений вовсе не обязательно было обладать пророческим даром и часами вглядываться в хрустальный шар, достаточно было лишь знать человеческую... да и эльфийскую, и зверолюдскую природу. Такая стая слетается либо на большую халяву, либо на чужое  горе. И, судя по отдельным высказываниям, доносящимся до слуха альтмера, дело было явно не в халяве.
"Нет... я здесь не для того, чтоб глазеть на несчастного," - искушение пробиться сквозь толпу и самому взглянуть на произошедшее было довольно сильным, но все таки юноше удалось подавить его. Нет ничего достойного в лицезрении чужого несчастья, лицемерно жалея погибшего и втайне радоваться, что этот идиот не ты. Лучше просто осенить себя знамением Девяти и помолиться о том, чтобы Боги приняли его душу. И идти по своим делам... все равно помочь уже нечем, если только ты не священник Аркея.
Да, по своим делам... Нужна была бумага для записей, да несколько книг из довольно обширного списка. К сожалению, предыдущие не пережили вчерашнюю серию опытов, и, если часть из них еще можно было восстановить, остальное не годилось даже для растопки. Если, конечно, вздумавший растапливать пропитанной зельями бумагой не хотел оказаться перед руинами камина, а то и вообще всего дома. Что бы Анейрин делал, окажись среди испорченного записи Лазариуса или же книги из мистических архивов, юноша не представлял, но, милостью Богов, в этом плане все обошлось. Пролившееся снадобье взяло на себя брошенное как попало облачение Коллегии, и, хоть его тоже было жалко, оно уж всяко поддавалось восстановлению, в отличии от книг или, более того, журнала исследований.
При воспоминании о Лазариусе что то странное екнуло в душе. Словно тень предчуствия чего то недоброго еле слышно пронеслась в мыслях, затаившись в самом углу сознания. Что то билось в мозгах, странный шепот намекал на неслучайность воспоминания и произошедшего в квартале торговцев незадолго до появления там Анейрина, и юноша, возможно, сумел бы схватить и осознать эти мысли, однако торговец, наконец-то, отпер лавку.
- Никто, - слабо улыбнулся юноша в ответ на вопрос лавочника. Вопрос этот скорее всего был риторическим и не требовал ответа, но сейчас адепту требовалось хоть на что то отвлечься и выкинуть из памяти накрытое покрывалом тело.

Отредактировано Анейрин (2018-05-17 21:35:03)