Родился и вырос в маленькой деревушке в Фолкрите. Близость могильных курганов и самого большого кладбища Скайрима отложила свой отпечаток на обоих близнецов - мальчишки перестали воспринимать Смерть, как нечто ужасное, еще с тех самых пор, как на спор переночевали в гробнице. Повезло, что шорохи в темноте оказались лишь сквозняком, но с той ночи они оба смеялись лишь, когда их стращали драуграми, чернокнижниками и ужасными смертями.
Отец-трактирщик пытался привить сыновьям любовь к своему делу, но если старший любил помогать отцу по хозяйству и даже имел к этому явный талант, то младший, Оддгейр, целыми днями охотился с дядей в лесу, выслеживая добычу и с азартом познавая удивительный, как ему всегда казалось, мир. И ведь это только Фолкрит! А редкие путешественники и наемники, останавливавшиеся в их небольшой таверне, рассказывали о чудесах и странах, которые поражали живое воображение мальчишки, мечтавшего о большем, чем оседлый размеренный образ жизни в этой глуши. Он впитывал информацию, как губка, даже научился лечить раны к 16 годам, попросив об этом жреца Аркея, справедливо полагая, что тем, кто ищет приключений, просто до зарезу необходимо уметь исцелять себя и близких. Талант к школе восстановления был явный, но к своим восемнадцати нетерпеливый Оддгейр выучил три заклинания, подтянув навык до уровня ученика, и… забросил обучение. А ведь старик советовал пойти учиться дальше. Ни желания, ни каких-то сил продолжать это дело парень в себе не чувствовал. И вообще, ему восемнадцать, он полон сил, и его ждет Тамриель, а может и не только он! Попрощавшись с отцом, дядей и братом, лишь покачавшим головой неодобрительно, он отправился за новыми впечатлениями.
Энтузиазм быстро выбили первой же стычкой бандиты на дороге, а мозгов прибавили обобравшие его до нитки каджиты-торгаши. Зачем он только купил ту рухлядь? До сих пор вспоминает и смеется, но первая же ночевка под открытым небом показала, что надо получать хоть какие-то навыки в чем-то помимо скрытности, наработанной годами охоты, да подвешенного языка. Последнее, в общем-то, и решило судьбу - следующие 10 лет он проторчал в Коллегии Бардов в Солитьюде, исправно оттачивая искусство владения луком, столь же острым, как и язык.
Еще пара лет была проведена в качестве странствующего барда-одиночки. Броня стала второй кожей, лук и любимая флейта - продолжением руки и слов, соответственно, а он сам обзавелся парой десятков шрамов на теле и звонкими монетами в кошельке.
Весть о том, что брата забрали талморцы, застала его в Вайтране. Он навещал близнеца довольно часто - все же, скучал он по нему, да и грех не помянуть отца, ушедшего пять лет назад. А тут просто сорвался с теплой койки в “Пьяном охотнике” и, оттолкнув гонца, принесшего весть от тетки, ломанулся к конюшням, едва успев прихватить походную сумку. В таверне напуганный племянник-десятилетка просто молча протянул ему письмо от брата. Удивительно, что дали написать, или же оно уже было написано заранее в постоянном ожидании ареста. Жена брата, Рёдха, всплакнула и приняла от родича деньги, но не утешение. А через месяц им сообщили, что узник умер от лихорадки. Как бы ни так!
Оддгейр выяснял, кто именно забрал брата, целый год, проведя в рядах Братьев Бури. И пусть мотивы у него свои, и вопли собратьев поначалу казались дуростью, но сейчас, разросшаяся на благодатной почве мести ярость полностью поддерживала девиз “Скайрим для нордов!”. Ну, ладно, не только для нордов, но уж точно не для талморцев.
Последний месяц он провел фактически в “самоволке”. Впрочем, так как ему часто приходилось отлучаться для добычи информации для своих в городах, то и даже это отсутствие не вызывало удивления. А он все ближе подбирался к Талморскому посольству, пытаясь найти ключ на вход, узнать, как туда проникнуть, но судьба сама преподнесла подарок в виде скоропостижной смерти Торуга. Ай да Ульфрик! Ай да сукин сын! Эленвен собственной персоной вряд ли приедет, зато ее подчиненные… Обратный отсчет пошел. Око за око, как говорится…

Драконорожденный со всеми вытекающими, который до поры, до времени не знает об этом факте.

- дом в Фолкрите, но и тот отдан родне на “растерзание”, так как там он сам бывает крайне редко, а пустовать жилью негоже; свою же долю в делах таверны полностью отдал невестке и племяннику;
- комплект легких кожаных доспехов средней степени изношенности;
- комплект брони Братьев Бури, но за ненадобностью почти никогда не надевается, оставаясь в лагере;
- стальной кинжал, стальной короткий меч;
- любимый орочий лук, стрелы предпочитает стальные;
- флейта, особый манок для подачи сигналов птичьими “голосами”;
- с собой всего септимов 60, не более, да и те остались после подкупа одного из придворных и покупки богатой одежды для визита в Синий дворец;
- тайник в надежном месте в Фолкрите (меньше 1000 семптимов, пара побрякушек золотых, имперский короткий меч, странный амулет - так и не понял, что за штучка досталась с трупа бандита) “на всякий случай”.

Тема: реакция Оддгейра на письмо брата

Дрожащие пальцы берут письмо и тут же едва не роняют его на пол, лишь в последний момент снова сминая свернутый небрежно лист, измятый и кое-где порванный по краям. Оддгейр поднял хмурый взгляд на племянника и устыдился - этот малец сейчас ведет себя куда более достойно, чем его дядя. Похлопав парня по плечу, он отошел к кровати, где у изголовья на грубо стесанной тумбе стояли пара свечей, уже почти догоравших, сел на застеленную шкурами постель и посмотрел на весточку в своих руках.
Последнее послание от Айвора он получал на эту Молитву Южному Ветру, они оба тогда знали, что каждый из них помолился за другого в ближайшем храме или у алтаря. И тогда письмо было радостным, брат зазывал его на сбор урожая, чтобы близнец навестил родной Фолкрит хотя бы летом. Даэдра раздери! Почему он не явился раньше?! Да что уж теперь об этом? Оддгейр развернул вчетверо сложенное письмо и поднес его к свече. Всего несколько наскоро написанных строк заставили его сжать зубы и, переждав острую, полную жгучей ярости боль в груди, перечить заново.
"Брат мой, я пишу эти строки в надежде, что ты их не прочтешь, а если нет - так того захотели боги.
Не пытайся найти меня, да и если читаешь ты это, значит, меня уже бесполезно искать. Позаботься о моём сыне и жене, они не должны нуждаться после того, как я сгину, а в таверне, я знаю, ты все равно не будешь вести дела. Ты был таким всегда, и еще я знаю, что Талмор не тронет тебя или моих жену и сына - я позаботился заранее о том, чтобы они не нашли никаких доказательств. Это письмо они тоже не найдут, его передадут тебе лишь в самом крайнем случае.
Если захочешь выяснить больше, в лагере наших друзей в Фолкрите тебя уже ждут. Просто скажи, что ты мой брат. Впрочем, как бы они тебя за мой призрак не приняли - узнают в любом случае.
И да поведет тебя Великий Талос".
Предусмотрительный Айвор не упомянул ни единого имени... как всегда, впрочем. Только вот где его предусмотрительность была, когда он так глупо попался?! И на чем?! На простом восклицании двум пьянчужкам: "Во имя Талоса Всемогущего, что Вы творите?!", - вырвавшемся при двух юстициарах! Нелепость и ерунда, но этим ублюдкам этого хватило, чтобы просто увести среди ночи норда, осмелившегося призывать гнев героя прошлого на головы дебоширов. Старший брат всегда был куда осторожнее и хитрее Оддгейра, так почему в этот раз он поступил так опрометчиво?
Он смотрел, как пламя от свечи перекидывается на и без того потрепанный переходами из рук в руки лист, как жадно и хищно пожирает его не оставляя даже горстки пепла. Так, ерунда, которую Оддгейр смахнул ладонью с тумбочки на пол и сдул с кожи, остальное размазав по шкуре на постели. Этой же ладонью провел по лицу, будто стирая с него липкое чувство утраты, и тут же в крайнем изумлении уставившись на смешанную с влагой золу на ладони.
- Что за...
Он нахмурился еще сильнее, поняв, что за последние лет пятнадцать, пожалуй, впервые чувствует удушающий комок в горле и эту соленую, будто брызги у причала в Солитьюде, влагу на лице. И такую же горькую.
- Еще не хватало о тебе слезы глотать, Айвор, зараза ты!
Лучше пить эль по такой утрате, чем так вот ныть, запивая боль слезами.
- Рёддха! Что у тебя лучшее в запасах? Помянем его, - он кинул пару мешков с почти всеми деньгами, что были при нем, на стойку, за которой стояла уже выплакавшая все, что можно было, женщина, и посмотрел на нее одобрительно. - И да, заночую у вас до утра. Потом надо будет идти.
Вдова брата лишь вздохнула и достала ключи от погреба.